• Вестник ИВ РАН
• 2020 год
• № 4

• востоковедение
• всемирная история
• Восток
• Запад
• Россия
• формационный подход
• цивилизационный подход
• феодализм
• капитализм
• марксизм

Дискуссия

DOI: 10.31696/2618-7302-2020-4-12-19

ИСТОРИЯ КАК ПРОБЛЕМА

© 2020 Л. Б. Алаев^[1]

Данная статья продолжает дискуссию, начатую рецензией группы преподавателей Южного федерального университета [Вольчик, Любский, Макаренко, Петров, 2019] на монографию Л. Б. Алаева «Проблематика истории Востока» [Алаев, 2019] и является комментарием автора упомянутой книги на рецензию работников того же университета [Драч, Кириллов, 2020]. Г. В. Драч и А. А. Кириллов ставят под сомнение многие положения автора книги. Прежде всего, критическую оценку современного состояния теоретических подходов к изучению истории, в частности — степень устарелости марксистской методологии. Авторы рецензии не замечают, что конкретные исследования уже подорвали формационную теорию, но не предлагают ничего взамен. Что попытки использовать какой-то иной, например, цивилизационный, подход к всемирной истории пока не дали значимых результатов. Продолжаются поиски «золотого ключика» — такого фактора, который бы все объяснил. В наших российских условиях таким ключиком часто выступает экономический фактор при умалении значения факторов духовности, нравственности, формирования личности и т. п. Дело не в том, чтобы отрицать огромное значение экономических отношений и экономических показателей, нужно просто признать, что экономика определяет не все — в частности, культурное состояние общества или, например, политический строй. Степень враждебности к «буржуазным» ученым по сравнению с советскими временами значительно уменьшилась, но все еще присутствует, давно уже превратившись из идеологического в геополитическое противостояние. Часто теоретические взгляды ученых диктуются на самом деле идеологическими позициями диспутантов. А это, конечно, препятствует откровенному обсуждению научных вопросов. Тем более необходимо различать проблемы, по которым можно вести дискуссию на основе общих принципов стремления к истине, и политические и идеологические позиции ученых, по которым дискуссия невозможна по причине разного толкования одних и тех же терминов или событий.

Ключевые слова: востоковедение, всемирная история, Восток, Запад, Россия, формационный подход, цивилизационный подход, феодализм, капитализм, марксизм.

Для цитирования: Алаев Л. Б. История как проблема. Вестник Института востоковедения РАН. 2020. № 4. С. 12–19. DOI: 10.31696/2618-7302-2020-4-12-19

HISTORY AS A PROBLEM

Leonid B. Alaev

This paper continues the discussion started with the review by a group of colleagues from the Southern Federal University [Volchik, Lyubsky, Makarenko, Petrov, 2019] of Leonid B. Alaev’s

monograph “Issues of the History of the Orient” [Alaev, 2019] and presents author’s commentary to the review of said book by another group of teachers from the same University [Drach, Kirillov, 2020]. G. V. Drach and A. A. Kirillov doubt many author’s statements, and first of all, the critical estimation of the contemporary condition of theoretical approaches to the study of history, particularly — the degree of obsoleteness of Marxian methodology. The authors of the review do not take into consideration the fact, that recent research undermine the so- called formation theory, and propose nothing in its stead. Attempts to use other approaches (for instance, civilizational) to the World history, have produced no significant results. Meanwhile, the search for a “golden key”, for a factor capable to explain everything, proceeds. In Russian situation such a “golden key” is most often seen in an economic factor and belittling the importance of spirituality, the status of morality and formation of personality. There are no doubts, that economic relations play great role in social life, that economic indexes are very important in studying any society, but one should admit that the economic situation does not determine everything, for instance, cultural conditions, political structure and so on. The degree of hostility towards ‘bourgeois’ scholars, as compared to the Soviet times, decreased significantly, but did not vanish completely, being transmuted from ideological into geopolitical opposition. It is an obstacle on the way to candid discussion. It is necessary to separate problems, which can be discussed on the basis of common principles of strive for truth, from the views, determined by political and ideological positions of scholars, which are not disputable because the same terms and events are understood differently.

Keywords: Oriental studies, World history, the East, the West, Russia, formational approach, civilizational approach, feudalism, capitalism, Marxism.

For citation: Alaev L. B. History as a Problem. Vestnik Instituta vostokovedenija RAN. 2020. 4. Pp. 12–19. DOI: 10.31696/2618-7302-2020-4-12-19

Моя книга привлекла внимание ростовских коллег из Южного федерального университета. Меня пригласили принять участие on-line в заседании постоянного теоретического семинара «Русская мысль и политика» под руководством проф. В. М. Макаренко. Сокращенная стенограмма этого заседания опубликована в журнале «Вестник Института востоковедения РАН», 2019, № 4 [Вольчик, Лубский, Макаренко, 2019]. Затем была опубликована еще одна рецензия на мою книгу [Драч, Кириллов, 2020], которая показала, что многие вопросы остались неосвещенными и требуют дальнейших разъяснений.

В дискуссиях часто возникает ситуация непонимания мысли друг друга. Наш научный инструментарий допускает разные толкования одних тех же терминов, да и просто чужая мысль воспринимается с трудом. Прочитав рецензию Г. В. Драча и А. А. Кириллова, я счел необходимым разъяснить многие свои позиции, а также поставить перед рецензентами вопросы, которые вытекают из их заметок, чтобы можно было продолжить дискуссию. Излагаю свои вопросы по пунктам просто в порядке того, как они возникали по мере знакомства с текстом.

1. Рецензенты цитируют меня: «Историки делятся на тех, кто измышляет теории, и тех, кто их употребляет в своей работе» [Алаев, 2019, с. 8]. Да, я выделяю две группы исследователей. А разве это не так? Разве нет «фактологов» и «теоретиков»? Я вовсе не предлагаю делить всех историков на эти «две касты». Наоборот, я утверждаю, что «в какой-то мере все мы находимся в пространстве между этими двумя “чистыми” типами». Т. е. никого в «чистые типы» я не записываю. Но расхождение между историческим знанием и пониманием истории» существует. Нормальный ученый находится где-то посередине между теми, кто «все знает, но ничего не понимает», и теми, кто ничего не знает, но «все понимает».

2. Авторы излагают вводимую мною метафору магазина просроченных продуктов, который звучит у меня так: «История восточных стран как дисциплина страдает как от широкомасштабных обобщений, базирующихся на знаниях, бытовавших в начале XIX века, которые хочется назвать просроченными продуктами, так и от недостатка знаний в собственном смысле слова, недостатка свежих продуктов». [Алаев, 2019, с. 8–9]. Но остается непонятным, что они хотят при этом сказать. Что «просроченных продуктов» на нашем книжном базаре нет? Или что свежих интеллектуальных продуктов у нас изобилие? Ну, а мне кажется все наоборот.

До каких пор будет господствовать схема марксистских формаций, когда постсоветские историки уже отказались от рабовладельческой формации? До каких пор мы будем пользоваться понятием феодализм, вкладывая в него смутное содержание, не совпадающее с понятием европейского Средневековья?

До каких пор мы будем вытаскивать из могилы трупик «Азиатского способа производства», похороненный еще Марксом около 1868 г.?

3. До каких пор можно имитировать теоретическую работу, размахивая баннерами «цивилизационный подход», «цивилизационная теория», когда такой теории нет, а цивилизационного подхода не предложено? Я вовсе не «отказываю» глашатаям цивилизационного подхода «в возможности формирования теоретического взгляда» [Драч, Кириллов, 2020, с. 34], а напротив, призываю: «формируйте!». Но ведь не формируют же! Нет формулирования теории цивилизационного подхода и в учебном пособии «История мировых цивилизаций», выпущенной под редакцией Г. В. Драча [Драч, Паниотова, 2012]. Подробный разбор этого труда см.: [Алаев, 2008]. Авторы считают, что цивилизационный подход реально существует, причем в разнообразных «формах воплощения — стадиальной, культурологической, и структурной» [Драч, Паниотова, 2012, с. 2]. Интересно знать — о чем это? Авторы цитируют мой вывод из рассмотрения работ отечественных цивилизациологов: «Не может быть цивилизационной теории, потому что цивилизационная сущность не поддается определению» [Алаев, 2019, с. 101]. Но ведь это я практически цитирую И. В. Следзевского — зачинателя цивилизационных исследований еще в СССР. Авторы рецензии с этим не согласны? Они считают, что цивилизационная сущность поддается определению? Хорошо бы иметь примеры таких удачных определений.

Таких вопросов можно задавать много, но здесь нет для этого места. Для того, собственно, и написана обсуждаемая книга, чтобы поставить такие вопросы и, может быть, отчасти ответить на них.

4. Авторы утверждают, что в моей книге «ставится под сомнение исходный “архаичный” социальный статус общины, формы ее самоорганизации, считает ученый-индолог, возникают и развиваются не столько в “доклассовой” изначальной древности, а под влиянием конкретных исторических форм интенсивного давления на общинников со стороны государства и социальных верхов» [Драч, Кириллов, 2020, с. 32].

Все правильно. Да, я и правда ученый-индолог; да, я утверждаю, что сельская община — это поздний институт. Рецензенты довольно точно изложили мои взгляды. Они собираются их оспорить? Пожалуйста. По-видимому, в следующей их работе?

5. Я утверждаю, что формула «бытие определяет сознание» неоперационна, поскольку состоит из расплывчатых понятий. Непонятно, где кончается бытие и начинается сознание. Вся духовная жизнь — это тоже наше бытие, и что именно определяет нечто — невозможно установить даже на теоретическом уровне, не говоря уже о практике. Да, мне представляется, что классики марксизма допустили подмену понятий, когда перевели свое материалистическое понимание жизни вообще в экономоцентрическую трактовку исторического процесса. Да, я согласен с теми, кто утверждает, что Маркс перенял у Гегеля, наряду с другими подходами, панлогизм, т. е. неразличение реалий и понятий и представление о воплощении в жизнь некоей изначально заданной закономерности.

Ну и что же теперь делать? Можно просто этого не замечать, как поступают современные марксисты. А можно вскрывать эти недостатки теории и стараться от них избавиться.

6. По мнению рецензентов, в моей книге «К. Марксу приписывается полное непонимание природы умственного труда, как будто у него не было работы “О производительном и непроизводительном труде” и других опубликованных содержательных исследований, где труд врача, писателя, учителя, ученого и даже (почему «даже»? — Л. А) работников транспорта рассматривается как производительный, и таких примеров можно набрать целый отдельный обзор» [Драч, Кириллов, 2020, с. 33]. Что на это можно сказать? Набирайте, и посмотрим, что вы наберете.

Во-первых, у Маркса нет работы, озаглавленной «О производительном и непроизводительном труде». Есть рукопись «Теории прибавочной стоимости», в которой 4 глава озаглавлена «Теории о производительном и непроизводительном труде» [Маркс, Энгельс, Т. 26, I, с. 133–300]. Во-вторых, всю эту главу он посвящает разъяснению того, что его понимание производительного труда отличается от общепринятого. Он на многих страницах разъясняет нам, что не занимается производством товаров, его интересует производство прибавочной стоимости. С его точки зрения, для решения его задачи производительным можно назвать только тот труд, который производит прибавочную стоимость. Каждый ученый имеет право употреблять тот или иной термин в принятом им значении. Надо только четко разъяснить, какое значение в данный термин вложено. Маркс для разъяснения своего словоупотребления не жалеет слов. Но его рьяные поклонники не желают читать своего кумира, а в его слова вкладывают свой смысл.

Чтобы пояснить свою мысль, Маркс приводит такой пример: «Писатель является производительным работником не потому, что он производит идеи, а потому, что он обогащает книгопродавца, издающего его сочинения, т. е. он производителен постольку, поскольку является наемным работником какого-нибудь капиталиста» [Маркс, Энгельс, Т. 26, I, с. 139].

А как он рассматривал труд врача, писателя, ученого, учителя, можно показать еще на одном примере: «Исключительная концентрация художественного таланта в отдельных индивидах и связанное с этим подавление его в широкой массе есть следствие разделения труда»; «В коммунистическом обществе не существует живописцев, существуют лишь люди, которые занимаются живописью как одним из видов своей деятельности» [Маркс, Энгельс, Т. 3, с. 39]. Столь же примитивно выглядит и Марксово деление труда на простой и сложный: «Сравнительно сложный труд означает только возведенный в степень или, скорее, помноженный простой труд, так что меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого» [Маркс, Энгельс, Т. 23, с. 53] (выделено мною. — Л. А). И эту арифметику мы назовем «пониманием природы умственного труда»?

7. Авторы приводят отрывок из моей книги, где я ссылаюсь на одну из песен В. С. Высоцкого, а также на «Махабхарату» и на Библию для иллюстрации отношения древних и современных выдающихся лиц к мысли и мышлению, и высказывают мнение, что «такой уровень объяснения вряд ли способен быть применим в научной дискуссии» [Драч, Кириллов, 2020, с. 33]. А какой уровень «способен»? Есть какие-то списки тех произведений, которые можно цитировать в научных дискуссиях, а каких — нет? Всплывает старинное выражение: «в башне из слоновой кости». Мы, мол, занимаемся Наукой, а прочие — отойдите. Конечно, если подавать Высоцкого как «известного советского актера и автора-исполнителя популярных песен», то можно не понимать значение этого поэта, отразившего целый пласт культурной истории нашей страны.

8. Упрекать меня в том, что я долгое время работал в рамках марксистской парадигмы, мне кажется, неэтично. Родился я вскоре после «года Великого перелома»; учился в Московском университете, который только что освободился от «безродных космополитов»; работал всю жизнь «на переднем крае идеологической борьбы», как говорили у нас в Институте востоковедения на партийных собраниях. Мое поколение с порога отвергало «все, что не марксизм».

Авторы проявляют непонимание проблем работы советских историков, когда пишут, что «объятия марксизма» «не мешали ему (т. е. мне. — Л. А.) спокойно и плодотворно рассуждать об “укладно-формационной принадлежности, специфике и эволюции афро-азиатских обществ”», они «не мешали автору книги ставить вопрос о проблематике феодальной формации, о теоретических вопросах развития феодализма, о необходимости расширения спектра мнений, существующих в изучении докапиталистических обществ Азии и Африки, теоретических подходов и интерпретаций…» [Драч, Кириллов, 2020, с. 33]. Нет, уважаемые рецензенты. Если я в то время печатался, это не значит, что я работал «спокойно и плодотворно». Название соответствующей главы в книге «Размыкание объятий марксизма» намекает на мучительность этого процесса. Некоторые выползали из-под этого стянутого ремня по частям, другие пытались сломать защелку.

Рецензенты неправы, когда пишут, что «позиции, которые отстаивает автор сегодня, не претерпели содержательного изменения» [Драч, Кириллов, 2020, с. 33]. В 1960-е–1970-е гг. мы, советские востоковеды, исходили из того, что марксистские формации — это и есть этапы истории человечества. В Азии была своя древность, свое рабовладение, правда, иного, не античного, типа. А потом наступило свое Средневековье и свой феодализм. Но я обнаружил, знакомясь с литературой по восточному средневековью, что специалисты по истории отдельных стран понимают под «феодализмом» разные структуры. И я превратился в марксоведа: решил выяснить, что же сам Маркс понимал под феодализмом. Понятно, что здесь не место излагать мои тогдашние выводы. Отсылаю читателя, если ему любопытно, к моим тогдашним работам, тем более что они любезно указаны в рамках обсуждаемой рецензии. Главный вывод, который ведет к дальнейшим заключениям: тот образ «феодализма», который имел в виду Маркс, компонуя свою формационную схему, не совпадает с обликом западноевропейских средневековых обществ, как они понимаются современными историками.

Заключение, которое я делал тогда: средневековые страны Востока были ближе к теоретической (Марксовой) модели феодализма, чем страны Запада, что и позволило последнему преодолеть феодальную систему и двинуться в сторону капитализма (индустриализма).

Заключение, которое я делаю сегодня: Маркс и в этом вопросе устарел, остался на уровне понимания Средневековья, сложившегося в период Возрождения. Глупо его в этом упрекать, но это следует учитывать. Марксистские воззрения уже не могут служить базисом наших исторических представлений.

Эволюция, которую я проделал:

– от поисков ответов на все вопросы в собрании сочинений двух мыслителей-вождей,

– до убеждения, что марксизм сыграл негативную роль, затормозив развитие знаний в области истории и экономики, и сейчас полностью устарел, — не соответствует формулировке, что мои позиции «не претерпели содержательного изменения».

9. Авторы пытаются найти противоречие в моих рассуждениях, когда я пишу о том, что надо отказаться от приписывания экономике роли основы всех общественных отношений, но при этом не отрицаю роли изучения экономического роста для понимания исторического процесса. Нет, это не противоречие. Никто не может отрицать, что экономика играет важную роль. Моя мысль только в том, что другие сферы жизни — политический строй, состояние культуры и духовной сферы в целом, психологическое состояние общества (перечисление может быть длинным) также многое объясняют. Ту же экономику, в частности.

10. Я предлагаю «вести борьбу политическими средствами» не с марксизмом, а с его извращением, овеществленном в XX в. в России. Нет смысла спорить не с теми, кто выступает за социализм, а с теми, кто видит социализм в советской системе и не видит ее человеконенавистническую сущность.

«Политические методы» — это не преследование инакомыслящих и сажания в тюрьмы, а демократические процедуры, разъяснение идеологии либерализма и гуманизма.

11. В параграфе «Современные защитники марксизма» действительно нет имен. Я начал было писать критические заметки на книги современных неомарксистов (тем более, что издательство URSS регулярно присылает мне списки новых поступлений, из которых больше половины — неомарксистские), но потом бросил, потому что увидел, что они имеют целью «оборону» полуразрушенной крепости, а не создание обновленной марксистской теории. Пытаются выбросить некоторые особенно одиозные для современного читателя догмы, а остальные ослабить, выхолостив из марксизма все то, что делает его оригинальным учением. Я привел среди использованной литературы только трехтомник под редакцией В. А. Медведева [Экономическая теория, 2009; 2011; 2013], в котором сконцентрированы все вариации попыток убедить, что марксизм устарел не совсем. Пусть с содержанием этих пустых книжек читатели знакомятся состоятельно.

12. Я учитываю теорию И. Валлерстайна, но не присоединяюсь к нему.

13. Я не понимаю и не принимаю теорию Л. Н. Гумилева. Он фигурирует в книге только как пример неудачного построения теории.

14. Справедливо указание рецензентов, что я считаю капитализм (индустриализм) прогрессивным строем; полагаю, что он привел Европу к благосостоянию; что филиппики в отношении колониализма, как бы они ни были справедливы, не исчерпывают значение этого явления в мировой истории. Вы с этим не согласны? Изложите возражения.

15. Я ставлю вопрос о роли православия в истории России, но не отвечаю на него, поскольку я не специалист в религиоведении. Рецензенты тоже на этот вопрос не отвечают.

16. Да, я считаю, что ленинская концепция империализма, по крайней мере, устарела, а может быть, была неверной с самого начала. Ну, не сумели ведь великие державы разделить мир между собой! Да, я считаю, что «неоколониализм» — это идеологический конструкт, рожденный для того, чтобы затушевать те процессы, которые происходили в странах Азии и Африки после их освобождения от политической зависимости.

17. Я пишу: «надежды человечества, в том числе и надежды России, связаны с успехами Западного мира» [Алаев, 2019, с. 373]. Рецензенты не принимают всерьез такого тезиса, подозревают, что это просто шутка. Вот характерный пример того, что иногда научная дискуссия невозможна. Это вопрос не научный, а идеологический.

18. Мелочь, но весьма красноречивая. Авторы пишут: «евразийцы скрытно симпатизировали большевикам-марксистам» [Драч, Кириллов, 2020, с. 36]. Нет, они симпатизировали деятельности советской власти по воссозданию империи, а не идеям социализма.

В целом, я благодарен авторам рецензии, которые еще раз обратили внимание общественности на существование обсуждаемой книги, вывели на свет обсуждаемые там проблемы. Приложен довольно солидный список моих опубликованных работ, причем они поданы в таком ключе, что вызывают желание с ними ознакомиться.

Правда, смущает то, что авторы в основном пересказывают меня, не предлагая собственных теоретических позиций. У нас довольно много расхождений, но они лишь намечены. Остается неясной общая оценка книги. В рецензии содержатся дежурные фразы об «основательности» исследования и «умелой аргументации», о том, что книга «инициирует дальнейшее научное обсуждение», но общая тональность рецензии скорее угнетающая, чем оптимистичная. Я решил откликнуться на эту рецензию, еще раз подтвердить, каких позиций я придерживаюсь, указав на обвинения, которые я не принимаю, и на вопросы, на которые мне хотелось бы получить ответы. Смущает общая тональность рецензии. Девять раз (!) я поминаюсь как «уважаемый профессор». Возникает чувство, что здесь что-то не так. То ли сомнительный профессор, то ли не так уж и уважаемый. Это создает глумливый тон, который мешает адекватному восприятию текста.

Литература / References

Алаев Л. Б. Проблематика истории Востока. М., 2019 [Alaev L. B. Issues of the History of the Orient. Moscow, 2019 (in Russian)].

Алаев Л. Б. Смутная теория и спорная практика: о новейших цивилизационных подходах к Востоку и к России. Историческая психология и социология истории. 2008. № 2. С. 87–112 [Alaev L. B. Vague Theory and Controversial Practice: On the Latest Civilizational Approaches to the East and Russia. Historical Psychology and Sociology in History. 2008. 2. Pp. 87–112 (in Russian)].

Вольчик В. В., Лубский А. В., Макаренко В. П., Петров М. А. Неполиткорректная наука — востоковедение: уроки Леонида Борисовича Алаева. Вестник Института востоковедения РАН. 2019. № 4. С. 12–24 [Volchik V. V., Lubsky A. V., Makarenko V. P., Petrov M. A. Oriental Studies as Politically Incorrect Science: Lessons of Leonid B. Alaev. Vestnik Instituta vostokovedenija RAN. 2019. 4. Pp. 12–24 (in Russian)].

Драч Г. В., Кириллов А. А. Проблематика истории Востока и современность: размышления о книге Л. Б. Алаева. Вестник Института востоковедения РАН. 2019. № 4. С. 29–40 [Drach G. V., Kirillov A. A. Problems of the Oriental History and Modernity: Reflections on Leonid B. Alaev’s Book. Vestnik Instituta vostokovedenija RAN. 2020. 4. Pp. 29–40 (in Russian)].

Драч Г. В., Паниотова Т. С. (ред.). История мировых цивилизаций: учебное пособие. М., 2012 [Drach G. V., Paniotova T. S. (eds.). History of World Civilizations: Textbook. Moscow, 2012 (in Russian)].

Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 1–50. М., 1955–1981 [Marx K., Engels F. Works. Second Edition. Vol. 1–50. Moscow, 1955–1981 (in Russian].

Экономическая теория марксизма и современность. Т. I–III. М., 2009–2013 [Economic Theory of Marxism and the Contemporaneity. Vol. I–III. Moscow, 2009–2013 (in Russian)].

1. Леонид Борисович АЛАЕВ, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН, Москва; alaev_leonid@mail.ru

   Leonid B. ALAEV, DSc (History), Principal Research Fellow, Institute of Oriental Studies RAS, Moscow; alaev_leonid@ mail.ru

   ORCID ID 0000-0002-3514-7622 ↑