|
Аннотация
|
В конце XIX — начале XX вв. в немецкой литературе по азиатским исследованиям не было недо-
статка в размышлениях о «восточно-азиатском
вопросе» [v. Brandt, 1897]. Затем последовало обсуждение
«корейского вопроса» и — с некоторой задержкой — «монгольского» и «тибетского» вопросов. За каж-
дым из этих конкретных «вопросов» стояли интересы определенных держав: за «корейским вопросом» —
интересы Японии, за «монгольским вопросом» — России, за «тибетским вопросом» — Великобритании.
Другими словами, каждый из этих «вопросов» так или иначе влиял на глобальный взгляд на внешнюю
политику Германии. Структура интересов держав в Корее, Внешней Монголии и Тибете в целом пред-
ставляла собой конгломерат не только политико-экономических,
но и военных компонентов. В цен-
тре внимания «восточно-азиатского
вопроса» было, прежде всего, то, как европейские державы, США
и, несколько позже, Япония относились к маньчжурско-китайской
империи или маньчжурской дина-
стии Цин и ее суверенитету и территориальной целостности. «Монгольский» и «тибетский» вопросы
также представляли особую опасность для Китая, поскольку в своей заключительной фазе они привели
к «таянию» китайского зарубежья, которое играло особенно важную роль в синоцентрической оборон-
ной модели Цинской империи для защиты китайского сердца. (Даже сегодня некоторые геополитики
считают, что Китай было бы легче всего «расплавить» с его краев). В данной статье предпринята попытка
рассмотреть геополитические рамки Русско-Монгольского
соглашения, заключение которого в 1912 г.
стало первым шагом к решению «монгольского вопроса» и в то же время заложило основу для последу-
ющей независимости и суверенитета Монголии.
|
